Оптимизма не внушает, когда
С оптимизмом, даже, пожалуй,
С радостью идиота
(Тут не надо обижаться:
«Идиот» — клинический термин,
А не оскорбление, или, тем более,
Не
Герой одной очень толстой книги,
Которую так любят ставить в театрах).
Так вот, когда, сгрудившись у микрофонов,
Под звуки электрогитар и клавиш,
Брусникинцы в клетчатых рубашках и очках
(этакие клоны автора)
С восторженностью,
Если не нравится «идиота» —
Давайте скажем… А, впрочем,
Не могу придумать другого слова,
Ну, это, наверное, не так и важно.
Так вот, читают,
как будто на детском утреннике,
Декламируют, не разыгрывая,
Во все увеличивающемся темпе,
Сначала стихи, затем пьесы —
С той же восторженной благожелательностью
(Читкой это не назовешь,
Хотя читаются все ремарки).
Так вот, сначала безумно смешно
От столкновенья манеры
Все обезличивающей и обессмысливающей,
Легкой и радостной, со
Смыслом.
Но
Чем дальше, тем становится страшнее:
Ведь если сначала мы смотрим на абсурд,
Который становится жизнью,
То потом это становится жизнью,
Которая есть абсурд.
И летящие со сцены листовки —
Белые листы бумаги,
Изрисованные бессмысленными линиями —
Ничем не отличаются от
Тех,
Что нам раздают у метро.
Так вот, становится
Очень страшно.

***

Право, я живу в мрачные времена.