7 августа
Путями Каина. Трагедия материальной культуры
Елизавета Сорокина
Настало время новых мятежей
И катастроф: падений и безумий.
Благоразумным:
«Возвратитесь в стадо»,
Мятежнику:
«Пересоздай себя».

Максимилиан Волошин

Фестиваль завершился уличным спектаклем Архангельского Молодёжного театра. Масштабная феерия Максима Диденко по мотивам поэмы Максимилиана Волошина «Путями Каина. Трагедия материальной культуры» развернулась на Свердловской набережной.

От огромного корабля остался только крепкий каркас, всё: мачта, нос, борта – нерушимое, плывущее сквозь пространство. Команда корабля одета в состаренную одежду оттенка ржавчины, люди толпятся у мачты, у каждого по мегафону. Поначалу в общем потоке агрессивно кричащих голосов невозможно разобрать слов, но вот на окруживших корабль зрителей летят листовки с фразами из поэмы: «Возвращайтесь в стадо» и «Пересоздай себя». То ли захватчики, то ли кочевники, то ли люди будущего приезжают на корабле (поставленном на колёса) на основную площадь. Постепенно выявляется главарь – тучный, обнажённый по пояс человек, тело которого вымазано чёрной красной, а скользкая лысая голова – золотой. Он кажется одним из тех, кто приводит в движение природную энергию этого мира, зачастую его действия имеют характер ритуала.

В «Путях Каина» многое основано на ритуале, начиная от музыкального сопровождения, создаваемого группой барабанщиков (композитор – Иван Кушнир). Ритмичный танец спустившихся с корабля на «сушу» героев постепенно переходит от некоторого пролога к основной сюжетной линии. Возникает герой, один из толпы с корабля, которому и предстоит сделать в спектакле личностный выбор – вернуться в стадо или всё-таки себя пересоздать. Тут становится ясно, что герою не позволят пойти против всех. Его поливают густой красной краской, будто бы помечают его.

Металлический скрежет и барабанный грохот сливаются в единый гул – зачинают его актёры, бьющие по асфальту металлическими древками огромных чёрных флагов, а барабанщики подхватывают и продолжают ритм. Милитаризированная культура захватывает героя, «затачивая» его под себя: под песню, исполняемую дрожащими голосами, его одевают в нечто, напоминающее рыцарские латы. Следующим его костюмом становится синяя шинель, кое-как нахлобученная на обнаженное тело. Герой стоит наверху маяка – аналогичной кораблю конструкции – и под перкуссионную композицию зациклено движется. Одни и те же взмахи, один и тот же ломаный пластический рисунок создают образ человека попавшего в какой-то хорошо отлаженный механизм. Но, в то же время, он и демиург – он наверху, он не то, чтобы дирижирует, но явно находится выше, читай: главнее.

В спектакле происходит постоянное пересечение смыслов, один образ вытягивает другой. Поэтическое размышление о создании мира, его кризиса и жизни после переплетается с аналогичным размышлением и о положении человека в этом мире. Вокруг ему угрожает буквально всё – люди в масках носорогов (то ли отсылка к Ионеско, то ли просто к каким-то животным мифологическим прообразам) неистово лупят палками по воде в ржавых бочках, жгут сено в клетках на цепях, задымляя всё вокруг. Герой же тащит корабль за собой, он почти в рабском положении, ему объективно тяжело, но помощника рядом нет, его только обливают водой из вёдер, мешая ему идти.

«И каждый // Внутри себя увидел солнце // В Зверином круге… // ...И сам себя судил», – заканчивает поэму Волошин. С маяка спускается длинное чёрное полотно, герои, раздевшись до белья, стоят спиной к зрителю. Они обливаются густой белой краской, будто бы обнуляя свой варварский опыт. Окатываясь водой в торжественном финальном танце, они предстают перед зрителем иными, отринувшими «отработанное» прошлое. Они смогли выйти из стада и пересоздать себя. Пересоздать себя сами.
Made on
Tilda